«Отчего так и хочется петь…»

— Я, наверное, недоделанный какой-то. Приду на встречу, а мне цветы дарят, грамоты, еще что-нибудь. Я отказываюсь, говорю всегда: «Не надо мне этого». Вот я пришел, выступил, меня слушали, мне аплодировали. И этого достаточно, — так говорит о себе Геннадий Осипов, известный в городе переводчик, прозаик. А еще Волгодонск знает Геннадия Юрьевича как педагога и энергичного поэта. Наверное, ни одно мероприятие города не обходится без его участия. В ноябре прошлого года он отметил свое 70-летие. К творческому вечеру «Счастье полета» готовился почти год.

Eсли спросить его о творческом пути, Геннадий Юрьевич всегда называет 1997 год. Именно летом этого года после поездки в горно-лесной массив Краснодарского края пришло, как он говорит, сознательное творчество. Хотя тяга к литературе, сочинительству, слову проявлялась в будущем поэте на протяжении всей жизни. А началось все в школьные годы, когда он впервые познакомился с поэмой Михаила Лермонтова «Мцыри». После памятной поездки в Краснодарский край на свет появились первые серьезные, сознательные и обдуманные произведения. Не только стихотворения, но и пьесы, рассказы, пропитанные жизненным опытом.

Наш поэт родился и вырос в станице Романовской. Детство пришлось на послевоенные годы, когда страна вставала с колен, оправлялась от тяжких травм. О том времени поэт вспоминает с теплом, с юмором, но не без грусти. Он помнит грязь, поваленные заборы, покосившиеся хатки, но не забывает о рыбалке на Дону и забавных историях.

Eще школьником Геннадий Юрьевич, как и многие ровесники, был внештатным разнорабочим. Ребят нанимали для самых разных дел: разгребать зерно, ссыпавшееся в баржи с элеваторов; добывать сусличьи шкурки для заготовщика кож; ухаживать за домашним хозяйством; помогать с торговлей на рынке; зимой — пилить бревна и колоть дрова для местной библиотеки. По-разному в его непростое время подростки добывали лишнюю копейку и даже рубль.

После школы с выбором сразу не определился — поступал в несколько учебных заведений: и кинотехникум, и Московский физкультурный институт, и Зерноградский сельскохозяйственный институт. Какое-то время работал на опытно-экспериментальном заводе, пока не был призван в армию. Два года два месяца поэт Осипов отслужил в составе группы Советских войск в Германии.

После армии Геннадий Юрьевич продолжил поиск самого себя — успел поработать в школе учителем физкультуры, а также на Волгодонской и Ростовской ТЭЦ, и только через девять лет после окончания школы поступил в Ростовский государственный педагогический институт, на факультет иностранных языков. Во время учебы ему удалось поработать в «Интуристе», где, общаясь с иностранцами, оттачивал владение английским и немецким. Через некоторое время Осипову снова удалось побывать в ГДР, но уже в статусе студента по обмену.

Во время нашей беседы Геннадий Юрьевич признался, что поступление именно в этот институт было его мечтой еще со школы, но вот путь к ней оказался таким сложным. Жизнь в провинции диктовала свои условия.

— Мне вбивали в голову, что я «черте-что и с боку бантик», — вспоминает поэт. — А когда все вокруг твердят, что ты никто, тяжело доказывать обратное. Но у меня получилось, пусть и не сразу.

В институте Геннадий Юрьевич встретил и свою будущую супругу. Незадолго до выпуска они поженились, а затем вместе приехали в Волгодонск. Город только строился, персонала для библиотек, школ, детских садов и многих учреждений просто не хватало. Молодых специалистов тепло приняли, выделили квартиру.

Какое-то время Геннадий Юрьевич проработал переводчиком при Атоммаше, но вскоре ушел преподавать в школы, а, помимо этого, вел факультативы по иностранному языку. На протяжении всего этого времени Геннадий Юрьевич не остывал к литературе. Он продолжал пробовать себя в сочинительстве, много читал, изучал. Но, как признался сам, именно та поездка в Краснодарский край «открыла в нем дар».

По возвращении в Волгодонск он создал свои первые произведения и с тех пор не переставал писать, ни дня не проводил без новых строк. Поэзия — искусство публичное. Она любит, когда ее слушают. Со временем Геннадий Юрьевич нашел единомышленников и стал неотъемлемой частью городского литературного процесса, преимущественно как поэт.

Те, кто слышал или читал стихи Геннадия Осипова, знают, насколько он разносторонен. У него найдутся и пейзажные зарисовки, и ситуационные, и философские, и просто шутливые. Он написал несколько тысяч стихотворений и два десятка поэм. А вот что касается прозы, пройдя не самый простой жизненный путь, Геннадий Юрьевич увидел самые разные проявления той самой жизни. И многое из пережитого, увиденного, услышанного отразил в своих прозаических произведениях. За два десятка лет, помимо стихотворений и поэм, Геннадий Осипов написал 150 рассказов и очерков, подарил литературе еще немного историй из жизни, запечатлев их словом.

Ни рассказы, ни очерки, ни пьесы Геннадий Юрьевич не публиковал, не читал на встречах и вечерах, не пытался их издавать. Все это время, как признался, ждал подходящего момента. Как и в случае с поэзией Осипова, его проза корнями уходит в окружающий нас мир. Великие Гоголь, Достоевский, Шолохов, Калинин — все они черпали истории и вдохновение из того, что происходило вокруг них в тот самый момент. Вот и Геннадий Осипов на протяжении многих лет наблюдал и все записывал. Все эти годы его проза зрела, подобно хорошему вину. И, сказал мне поэт, возможно, настало время поделиться ею с людьми.

ФИКУС

Контора находилась за старым дощатым забором. По верху его были вбиты острые жестяные, когда-то крашеные треугольники, а также гвозди острием вверх. Двери в центральной части забора тоже были дощатыми, скрипучими, на заржавевшей пружине. Когда они открывались, слышался зловещий скрип, а когда закрывались — «выстрел»: «Гггах!»

Здание конторы было тоже старым, довоенным, из кирпича. От старости он осыпался, оброс мхом и в некоторых местах покрылся плесенью. Была в этой конторе бухгалтерия, и работали там, конечно, бухгалтеры. Старшую звали Сидоровна. Имени ее никто не знал. Младшие бухгалтеры, независимо от возраста, отчеств не имели.

Сидоровна звала их только по именам.

Вместе со всеми работала там младшая бухгалтерша Шура. Всем она была хороша: видная, дружелюбная, исполнительная, еще и дело свое знала.

Имела она, правда, один серьезный недостаток: была непьющая. Все торопилась домой к детям, сбрасываться на частые кутежи не хотела. И так каждая копейка по стойке смирно стояла.

В зубы Сидоровне Шура тоже не заглядывала. За это та ее и недолюбливала. А если Сидоровна кого-то не любила, то для нелюбимого это оказывалось бедой.

Деревня, она и есть деревня. Там как в пустыне: вопи, не вопи, а все равно ты будешь не прав, если ты не лев. Вот обратилась однажды Шура к Сидоровне насчет машины, уголь привезти. «Нет машины! И не будет!» — сказала, как отрезала.

Хотя как же нет? Вон она, машина, стоит во дворе. И Вовка шофер во рту спичкой ковыряет. Пошла Шура к Вовке. «Нет проблем, — говорит Вовка, — деньги на бочку, и все дела. Привезу я тебе уголь, когда хочешь».

Но это все ничего. А только рос в конторе, в углу, в деревянном ящике огромный фикус. Чудо, а не фикус! И давал он каждый год отростки. Кто хотел, брал их домой и сажал: кто в горшки, кто в ящики.

Шура тоже захотела посадить фикус. Никто и не возражал. Захотел человек, пусть берет. А чего?!

Взяла Шура один отросток и пошла радостная на выход. К тому времени рабочий день уже закончился. И тут, как назло, навстречу Сидоровна. Увидела она в руках у Шуры отросток, побледнела, позеленела, покраснела, почернела и так разоралась, что Шура бедная не знала, что делать и куда бежать.

«Ты зачем? Ты почему? Я его уже обещала! А ты без спросу! Что я человеку скажу?! Отнеси и положи на мой стол!»

Завернутый аккуратно в мокрую тряпочку с землей отросток Шура отнесла на стол Сидоровне. А на следующий день, утром, когда шла на работу, увидела она этот самый отросток или вернее то, что осталось от него, в колее. Выбросила его рано утром уборщица за ненадобностью. По отростку проехала машина и вдавила большую часть в грязь. Жаль, конечно. Хороший мог бы вырасти фикус. Да, видно, не судьба.

2005 год

МЫ ИЗ РАЗНЫХ МИРОВ?

1

Мы из разных миров?

Наша встреча предметно-случайна?

Это путь в никуда? Нет же, нет!

Мы ведь жизнь и творим,

Сами строим свой кров,

Нам по жизни сопутствует тайна,

Помогает вода,

Из которой мы все состоим.

2

Новостей миллион

Не нарушит основу природы,

Путь отдельной души

Изменениям здесь подлежит.

Не заложник закон

Деловитой, капризной погоды,

Все дела хороши,

Коли голос от счастья дрожит.

3

Мчит волна за волной,

И мелодиям нет остановки.

Зарождается мысль,

А за ней появляется свет.

Встреча новой весной

Обернется, являя обновки,

Вызвеждается высь

В окормленье космических лет.

17 февраля 2011 г.

ГОВОРИТЬ О ЛЮБВИ И ЛЮБИТЬ

Говорить о любви и любить —

Это разные вещи, поймите.

Коль не любите, не говорите,

Чтоб себя за обман не корить.

Человек от любви устает.

Так и есть. В чем же отдохновенье?

В одиночестве? В уединенье?

В них ведь «Янус двуликий» живет.

Вот один говорит: «Я люблю!»

А другой почему-то тоскует.

Повернулся и… вот он ликует.

Ну а первый бормочет: «Скорблю».

А любовь где-то сбоку опять,

Человек — он так непостоянен:

То здоров и поет, то он «ранен»,

Нем, как рыба.

Попробуй понять.

19 июня 2011 г.

ОТЧEГО ЗАГОРEЛИСЬ ГЛАЗА?

Отчего загорелись глаза?

Оттого, что весна на пороге,

Неожиданная, как гюрза,

На большой, каменистой дороге.

Отчего так и хочется петь?

Оттого, что зеленую ветку

Ветр щекочет, как малую детку,

И хохочет, не в силах лететь.

Отчего все смотрю и смотрю

Я в окно на широкое поле?

Оттого, что люблю быть на воле!

Оттого, что люблю и горю!

30 апреля 2011 г.