Тема с историком Геннадием Бордюговым: 100-летие СССР будем отмечать, но не праздновать. Почему?

Важная дата в отечественной истории: 30 декабря исполняется 100 лет со дня основания Союза Советских Социалистических Республик. Государства, возникшего на обломках Российской империи и просуществовавшего почти 70 лет. Страны, которая изменила мир, которую помнят и о которой до сих пор спорят. Об истоках фантастического эксперимента, предпринятого в прошлом столетии, о причинах крушения СССР и о том, как наследие Советского Союза влияет на жизнь современной России и соседних с нею государств, обозреватель «РГ» поговорил с руководителем Международного совета Ассоциации исследователей российского общества (АИРО-XXI) и научного проекта-мониторинга «СССР-100» Геннадием Бордюговым — пишет наш информационный партнёр «Российская газета».

Ему воздается должное — как важной части единой истории

Как бы вы прокомментировали заявление, сделанное в начале декабря: «В Кремле считают образование СССР важной частью истории России, но праздновать столетие этого события не будут»?

Геннадий Бордюгов: Мне кажется, что в этой позиции заключена квинтэссенция идеологического фундамента нынешней политической системы. С одной стороны, нельзя не заметить того однозначного позитива, который связывается с советским опытом. Он не клеймится, не затаптывается, не предается анафеме. Ему воздается должное — как важной части единой истории. Но, с другой стороны, стоит ли праздновать юбилей возникновения модели, последствия дефектов которой приходится кровью и потом преодолевать на протяжении всей тридцатилетней постсоветской истории? Отсюда и позиция: отмечать, но не праздновать. К тому же у России на протяжении последних десяти лет складывается контрпроект СССР — свое пространство памяти о формировании российской государственности с символической датой рождения гражданской нации — 4 ноября. В этом новом пространстве и переплавляется память об СССР.

В образе Советского Союза много ностальгического. По мнению некоторых политологов, образ «хорошего Советского Союза» постоянно присутствует в подходах современных российских элит к этой теме.

Геннадий Бордюгов: Так и есть. Вы, наверное, вспомнили использование для российской вакцины против COVID-19 наименования «Спутник V», которое вызвало ассоциации с первым искусственным спутником Земли, который был запущен СССР в 1957 году. Советская космическая программа до сих пор рассматривается как самая большая технологическая «история успеха» в СССР.

Ленин до последнего отстаивал свой проект договорного СССР

Однако «наследие прошлого» не может поддерживаться вечно, особенно если предлагаемые «ментальные модели» не разделяются молодым поколением. Правда, это не значит, что у молодежи нет интереса к проекту СССР. Его столетие связано с обратным отсчетом, то есть с возвращением в прошлое, прохождением его болевых точек. Вы готовы ретроспективно пройтись по десятилетиям истории СССР?

Геннадий Бордюгов: Давайте попробуем. 30 декабря 1922 года часто подавалось как праздник в Большом театре, где подписание Союзного договора сопровождалось, по воспоминаниям участников, концертом мастеров из республик и даже выходом на сцену живого верблюда. Так, в памяти причудливо трансформировалась лошадь, появлявшаяся в спектакле-балете «Дон Кихот» Минкуса, сцены которого составили второе отделение концерта, прошедшего накануне I съезда Советов. Однако за кулисами праздника разворачивалась острая борьба между коммунистами разных республик за принципы объединения.

И какая же модель новой государственности была избрана? Ведь известно, что ее создатель Ленин поначалу верил, что новое общество лучше строить в рамках унитарного государства.

Геннадий Бордюгов: Но в ходе Гражданской войны он впервые согласился с тем, что создание национальных государств более предпочтительно. При этом подчеркивалась условность и временность образований такого рода. И когда сформировались самостоятельные независимые советские республики — Украинская и Белорусская, а после советизации Закавказья появились Азербайджанская, Армянская и Грузинская республика, все они заключили договорные отношения с Российской Федерацией. Эта непрочная конструкция и служила сплочению народов страны, и усиливала центростремительные тенденции. В 1922-1924 годах была заложена ассиметричная Федерация, с разным статусом субъектов, особенно когда в союзные республики вошли автономии, то есть когда в системе было закреплено неравноправие.

И как же снимались противоречия, возникающие в этой сложной конструкции с неравноправными субъектами, да еще с разным уровнем развития?

Геннадий Бордюгов: Партией большевиков, ячейки которой пронизывали все органы власти, все общественные организации и СМИ. Поэтому партия превратилась в высшего арбитра, а ее лидеры наделялись культовыми чертами. Ленин, умирающий и парализованный человек, до последнего отстаивал свой проект договорного СССР, уважение прав национальностей и защиты этих прав государством. Сталина в то время больше интересовал не национальный вопрос, а власть и ее характер. Разве можно обеспечивать единство, если независимость республик была для него игрой? Через почти 70 лет именно с ликвидацией руководящей — по Конституции — роли КПСС и схваткой двух экстраординарных политиков, Горбачева и Ельцина, распад СССР стал неизбежным.

Стоит ли праздновать юбилей возникновения модели, последствия дефектов которой приходится кровью и потом преодолевать на протяжении всей тридцатилетней постсоветской истории?

Некоторым народам было отказано в патриотизме

И как же отмечались первые 10 лет СССР? Стало ли 30 декабря выходным днем, какое место заняло в системе советских праздников?

Геннадий Бордюгов: Не стало и заняло место после 7 ноября (Октябрьская революция), 22 апреля и 21 января (дни рождения и смерти Ленина) и 1 мая. А подавалась подлинная история создания СССР как почти стерильная, все возникавшие противоречия загонялись в зону антипамяти. В частности, установление национально-государственного статуса основного этноса РСФСР — русских. Попытки вынести обсуждение этого вопроса на партийные форумы пресекались.

Да, хорошо известно, что Сталин и его окружение были противниками поиска форм самоопределения русских, считая, что нерусские народы восприняли бы идею русской национально-государственной организации как имперскую. Однако вопрос о русской республике закономерно был связан и с вопросом о русской коммунистической партии. Как решался этот вопрос?

Геннадий Бордюгов: Отрицательно. Попытки Раковского, Мдивани, Султан-Галиева и других лидеров национальных республик приспособить, адаптировать единую партию и ее идеологию к специфике своих регионов расценивались как национал-уклонизм, причем с классовым подтекстом — буржуазный, а значит, подвергаемый репрессиям. В то же время со свертыванием нэпа, «большим скачком», мобилизационной политикой после прихода Гитлера к власти в Германии в национальной политике усилился унитаризм, русскому этническому ядру возвращалось ведущее положение и роль опоры советской государственности. Именно тогда был ограничен суверенитет союзных и автономных республик, хотя в сталинской Конституции СССР это не нашло своего отражения. В то же время стал распространяться ошибочный тезис о «решенности» национального вопроса в СССР. Идеологически — через навязывание обществу опережающих время концептов «советский народ» и «дружба народа», которые рассматривались как необходимый инструмент построения и сплочения общества нового типа. Однако эти концепты вскоре серьезно подорвал Большой террор с его «национальными операциями» 1937-1938 годов.

И тем не менее понимание всеми нациями общей судьбы в условиях смертельной опасности ярко проявилось, когда Советскому Союзу в 1942 году исполнилось 20 лет, когда на защиту родины встало первое советское поколение. Не случайно ведь власть перешла от «Интернационала» к гимну СССР как единству, интеграции идей социализма и нации. А какие проблемы обнажила война в межнациональных отношениях?

Геннадий Бордюгов: Ряду народов было отказано в патриотизме, выстраивалась иерархия значимости его проявлений у различных этносов, проживающих в стране. Эта дифференциация патриотизмов служила идеологическим обоснованием крупномасштабных акций — депортации народов, пресечение ростков национального сознания. За известной приостановкой призыва в армию у ряда народов, к примеру, немцев Поволжья и крымских татар, последовало их принудительное переселение, сопровождавшееся потерей территории и государственности. Однако все, что нарушало восприятие безупречного лика Победы со сталинским профилем, вытеснялось из памяти и подпадало под неусыпный контроль соответствующих органов. В то же время Великая Отечественная война надолго определила глубокий трагический смысл памяти об СССР и о тех испытаниях, которые выпали на долю каждой нации. Победа несла в себе огромный энергетический заряд, компенсировала провалы, просчеты, предательства, ксенофобию и подозрительность. Перенесенные испытания вдохнули в людей оптимизм и веру в то, что все изменится к лучшему. Росло осознание, что ни одна из союзных республик, кроме Российской, не смогла бы противостоять Гитлеру, но, объединив все свои потенциалы в составе СССР, они смогли сохранить свои существование и государственность.

Была избрана стратегия — выйти на создание советской социалистической нации

А была ли готова партийно-государственная верхушка по итогам войны к однозначной реабилитации имперства и окончательному укоренению русскости в качестве квазиидеологии?

Геннадий Бордюгов: Крайне важный вопрос. Наступали новые времена и новое движение идеологического маятника. Попытки соединить национальное с интернациональным в его великорусско-советском обличье приобретали агрессивные формы борьбы с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом. В этой ситуации власть могла лишь пытаться усидеть на двух стульях — русском державном и интернациональном марксистском. Сталину в силу той сакральной роли, которую он приобрел к концу войны, это пока удавалось. Но в перспективе подобное балансирование неизбежно было обречено на крах.

Сталин стоял у истоков новой государственности, принял ленинский ее вариант, но затем вложил в него свое понимание, причем без конституционного оформления. Тогда почему же нельзя было перейти к территориальному, а не этническому федерализму?

Геннадий Бордюгов: Была избрана другая стратегия — выйти на создание советской социалистической нации, которой для перехода к коммунизму будут не нужны границы между классами, границы между территориями, автономия или федерация. Возможно, Сталин собирал силы и энергию, чтобы после наказания «народов-предателей», «судов чести», дел партийных националистов («Ленинградское дело», «Мингрельское дело») провести новую «великую чистку» для создания правильного, гомогенного общества советских людей. И в этом он мог опираться на успешно апробированные и поддержанные в массовом сознании идеи — опору на русских как «самую лучшую нацию» и сильную централизованную власть.

А как Хрущев представлял развитие проекта СССР в свете новой партийной программы построения коммунизма?

Геннадий Бордюгов: По мнению Хрущева, эта программа должна была чуть ли не автоматически привести к новой модели СССР, ускорить процессы сближения и ассимиляции народов. Такая уверенность имела основание — на фоне покорения космоса, проникновения вглубь атомного ядра и превращения Советского Союза в сверхдержаву проблема межнациональных отношений виделась уже полностью решенной и не заслуживающей внимания как источник возможных вызовов в будущем. Новый лидер словно не видел, что оборотной стороной либерализации оказались обострение отношений между этническими элитами, территориальные противоречия. Передача многих функций управления республикам обернулась местничеством и усилением бюрократии, неважно какой национальности. Да, возвращение к «ленинским нормам» внесло изменения в иерархию народов, но не отменило самого факта ее существования. Среди республик — получателей помощи Центра — выделилась группа привилегированных, в их развитие вкладывались наибольшие средства. Это касалось Украины не только в силу урона, нанесенного ей войной, но и с целью укрепления позиций советской власти на западе СССР. Благодаря освоению целинных земель одно из ведущих мест среди союзных республик занял Казахстан. В своеобразную зажиточную «витрину социализма» превратились республики Прибалтики. Наконец, с довоенных времен сохранялось особое положение родины Сталина — Грузии. А в качестве основного донора развития всех республик выступала РСФСР.

Понимание всеми нациями общей судьбы в условиях смертельной опасности ярко проявилось, когда Советскому Союзу в 1942 году исполнилось 20 лет, когда на защиту родины встало первое советское поколение

Правящая партия не реагировала адекватно на этнические столкновения

Старшие поколения помнят, с какой помпой отмечалось 50-летие СССР в 1972 году. Трудовые вахты, фестивали, выставки, двухдневное торжественное заседание в Кремлевском Дворце съездов, на которое прибыли свыше 100 лидеров зарубежных стран. В центре юбилея находился Брежнев, для которого если и существовали проблемы и конфликты, то они объяснялись националистическими предрассудками. А действительно ли была такая благостная картина в стране?

Геннадий Бордюгов: К сожалению, правящая партия не реагировала адекватно на этнические столкновения (Ереван-65, Абхазия-67, Ташкент-69, Каунас-72) и на то, как даже коммунисты заряжались националистическими идеями и ксенофобией. Реальный анализ межнациональных отношений был принесен в жертву политической конъюнктуре и надуманному «развитому социализму». Вместе с тем именно в 1970-е годы национальная карта стала эффективным инструментом в борьбе между различными группировками, существовавшими в высшем партийно-государственном руководстве страны: сторонниками консервации существовавшего порядка и их оппонентами, предлагавших идеологию конвергенции. Понятно, что такое разделение было условным, обе силы наперебой стремились выставить себя истинными поборниками марксизма. Но было и то, что кардинально их разделяло: если «националы» стремились в той или иной степени продолжить сталинскую линию на аккуратную реабилитацию русского имперства, то «западники» именно этому более всего и препятствовали. Такие колебания расшатывали власть и делали необратимым усиление межнациональных противоречий в СССР. И хотя брежневская Конституция 1977 года сохранила федерализм национально-государственных образований, в ходе обсуждения ее проекта предлагалось отказаться от этнической федеральной структуры и разделения на союзные республики, так как они объективно затрудняли сближение наций и создавали лишние экономические барьеры.

Не потому ли в поисках путей предупреждения кризисных явлений Андропов и его окружение рассматривали возможные пути реформирования советского государства? Пространство памяти, связанное с 60-летием СССР, казалось, мало чем отличалось от предыдущих десятилетий. Никто в 1982 году не мог предполагать, что эта историческая дата станет последним юбилеем.

Геннадий Бордюгов: Действительно, несмотря на неизменность юбилейного ритуала, все больше ощущались разрывы и нестыковки в межнациональных отношениях. Участились массовые беспорядки и стихийные протесты на национальной почве, сообщения о которых строго цензурировались (Целиноград-79, Таллин-80, Орджоникидзе-81). Произошел перелом в демографической динамике, причем не в пользу русского населения страны. Одной из внутренних угроз стабильности рассматривалось возрождение русского самосознания и русского национального движения, обозначенных как «русизм», который не сводился к национализму, а замахивался на переустройство всего строя. В поисках путей предупреждения кризисных явлений новый генсек Андропов и его окружение серьезно рассматривали возможные пути реформирования государства и отчасти предприняли шаги в этом направлении. Требовались разгрузка центра и перераспределение его полномочий в сторону республик, рассматривались варианты разделения России на федеральные округа, а Советского Союза — на межреспубликанские экономические зоны, создания бюро ЦК КПСС по Прибалтике, Закавказью, Средней Азии для преодоления растущего изоляционизма партийных организаций и восстановления их контроля над разными этажами бюрократии. Все это так и осталось планами.

1991 год вошел в историю как год двух заговоров — ГКЧП в августе и беловежского сговора в декабре. Им предшествовала целая полоса преобразований, которые вышли из-под контроля власти и привели к трагическому обострению межнациональных отношений (Алма-Ата-86, Фергана-89, Тбилиси-89, Сумгаит-Баку-89-90 и др.) и распаду СССР. 70-летие стало несостоявшимся юбилеем, к 30 декабря 1992 года пространство памяти о Советском Союзе развалилось, быстро исчезли заповедные зоны антипамяти о нем.

Геннадий Бордюгов: Однако из всего этого один урок Россией был извлечен — соперничество доктрины договорной федерации и конституционной федерации завершилось принятием новой Конституции 1993 года. Она провозглашала, что носителем суверенитета и единственным источником власти являются не республики, а «многонациональный народ» России. Это исключало советский конфедеративный принцип о «праве наций на самоопределение вплоть до отделения». Правда, как показало 80-летие СССР (2002 год), резкого разрыва с прежним единым государством не произошло, оно оставалось опорой для формирования новых суверенных государств. А уже к 90-летию несуществующего СССР (2012 год) в России стала укрепляться концепция гражданской федерации, и политика ориентировалась на общегражданские приоритеты. Это определяло отношение к Советскому Союзу, к памяти о нем и его опыту.

И здесь мы подошли к 100-летию, когда бывшее советское пространство сотрясают бои на Украине, военные действия в Нагорном Карабахе, пограничные столкновения в Средней Азии. Все это — результат исходных принципов создания СССР, которые были законсервированы и не изменялись в соответствии с вызовами времени, и последствие распада СССР?

Геннадий Бордюгов: Получается парадокс: события 2014-2022 годов были предопределены одновременно и существовавшей моделью союзной государственности, и ее распадом. Но этот парадокс лишь видимый. На самом деле модель СССР, возникшая в 1922 году, на протяжении всего своего существования была амбивалентной — и фатально дефектной, и содержавшей в себе колоссальный созидательный потенциал. Все зависело от того, как власть управлялась с этой моделью. К сожалению, бездумностей и легкомысленных шагов оказалось неизмеримо больше, нежели взвешенных и грамотных решений. Отсюда и результаты — 1991 год, а потом, тридцать лет спустя, и 2022 год. В очередной раз в своей непродолжительной истории в качестве нового государства.

Фото: Александр Корольков

Геннадий Бордюгов — руководитель Международного совета Ассоциации исследователей российского общества (АИРО-XXI). Родился в 1954 году в Воркуте. Основные работы посвящены истории СССР, историографии, прикладной истории. Автор книг «Чрезвычайный век российской истории», «Пространство власти от Владимира Святого до Владимира Путина», «Октябрь. Сталин. Победа. Культ юбилеев в пространстве памяти», «Вчерашнее завтра: как национальные истории писали в СССР и как пишутся теперь», «Войны памяти на постсоветском пространстве», «Ожидаемая революция не придет никогда», «Сталин: культ юбилеев в пространствах памяти и власти», «Ленин: культ и антикульт», «СССР в пространстве памяти, идеологии и национальных историях» и др.

Валерий Выжутович