Ольга Ильинична Шелкова: Как мы воровали черешню

Ольга Ильинична Шелкова. Сержант медицинской службы. Имеет медали «За взятие Берлина», «За отвагу», «За боевые заслуги» и др. Награждена орденом Великой Отечественной войны 2-й степени. Начала войну в 1941 году санитаркой, закончила в 1945-м на Эльбе. После войны работала медицинской сестрой в п. Южный в исправительно-трудовой колонии. После выхода на пенсию трудилась в гостинице «ПМК-13» администратором.

Шестнадцатилетняя Оля провожала своих приемных родителей на фронт и обещала им ждать и быть умницей. Но когда прощалась с ними на переполненном сборном пункте Новороссийска, испугалась и закричала, уцепившись за рукав: «Мама, я от тебя никуда не уйду!» Так в полном составе семья военных врачей со своей дочкой, недоучившимся фельдшером, начала колесить по военным дорогам в составе сортировочного госпиталя № 4478, то разлучаясь, то снова соединяясь. Киев, Керчь, Алупка, Ялта, Сталинград, Польша, Чехословакия и, наконец, Берлин. Сколько раненых — своих и чужих — прошло через руки молоденькой сестрички? Страшно сказать. В Кракове маму Розу убили. Позже убили и приемного отца. Но к этому времени повзрослевшая Оля уже не кричала от страха, смерть так часто ходила рядом, что сердце закалилось.

— Началось с Киева. Взрывы, налеты, день и ночь стоны, смерть, носишься как угорелая, а всем помочь не можешь… Думала, не выдержу. Я и плакала, и боялась, и мечтала удрать из армии, — Ольга Ильинична в раздумье качает головой, как будто это было вчера. И, словно стряхивая страшный сон, переходит на другое уже с улыбкой.

— Дай-ка я тебе лучше расскажу, как меня один сторож вылечил. Наш госпиталь стоял в Алуште, девка я была озорная, но немая — четыре с половиной месяца не разговаривала после первой контузии. Говорили, нужен сильный стресс, чтоб «запустить» речь. Но мы, молодые, понимали друг друга без слов, особенно когда в саду поблизости поспела черешня и — хочешь не хочешь — надо идти воровать, как тут устоишь?

Ребята в халатах и тапочках — ну, кто мог ходить — и я прокрались ночью в чужой сад и… наткнулись на сторожа. Мы — бежать. Сторож кинул палку вслед и попал в меня. Я упала, ушиблась сильно, лицо в ссадинах, коленки в крови. Как закричу… Ой, что тут началось! Ребята забыли за все, подбежали ко мне: заговорила! Я на радостях обняла сторожа, спасибо, говорю, добрый человек, вылечил. Вернулись мы с ведром черешни, угостили всех, кто в палате.

Долго говорить о войне Ольга Ильинична не в силах: неприятный холодок по спине, шум в голове не проходят с годами. Да и память начинает подводить, картинки фронтового прошлого путаются, выхватывая из четырехлетнего ада то реки крови при обороне Сталинграда, то бесконечную стирку-глажку бинтов и сбор трав для лекарственных настоек, то обнаруженный в лесах «бандеровщины» огромный подземный бункер с продовольствием, то письмо родного отца со словами: «грызи, дочка, землю зубами, но не сдавайся. Победа будет за нами». Настоящий родной отец узнает ее по голосу, оказавшись в том же госпитале, и с тех пор они уже не потеряют друг друга.

Война для нее закончится в Дрездене. Но в рейхстаг любознательная кубанская девчонка тоже непременно попадет. Надо ж было дойти до конца и поставить точку: расписаться мелом на стене первого этажа. Затем поднимется на второй, пройдет по коридорам фашистского логова и очень удивится обилию зловещих орлов — символа нацистской Германии — на фасаде здания, в коридорах. И множеству кротких милых ангелов — внутри кабинетов этой цитадели мирового зла. Немецкий порядок и педантичность тоже запомнит, как хороший пример. Впрочем, о пленных немецких «солдатиках», которые были приставлены помогать ей по хозяйству, говорит безо всякого зла — «Ганц и Франс, по-нашему Гриша и Федя, неплохие были ребята, все делали аккуратно».

Путь домой тоже был нелегким, пришлось задержаться на несколько месяцев, по пути освобождали лагеря военнопленных и концлагеря. «Боже мой, что мы там увидели: не люди — тени.»

Ольга Ильинична снова делает передышку, и я понимаю, почему она все эти долгие послевоенные годы, вплоть до недавнего времени, была в нашем городе абсолютно непубличным участником Великой Отечественной. Себя не выпячивает, ни о войне, ни о себе говорить не желает. Зачем? Бередить раны?

В ее почтенном возрасте, казалось бы, человек устает и от людей, и от болячек, и от самой жизни. Но куда там, накрутив какой-то шарфик на голове («с утра что-то давит, не могу борщ доварить»), принимает кучу гостей, знакомых. Одна за советом, другая что-то принесла, третья жалуется на головную боль. И вот уже Ильинична, забыв про свои недомогания, усаживает женщину перед собой и начинает заговаривать чужую боль. Как-то раз, рассказывает ее невестка Шура, мама привела к себе домой совершенно незнакомых двух женщин из Санкт-Петербурга. Просто ехали вместе в троллейбусе, случайно послушала их разговор и проблемы. Пригласила к себе домой, само собой, накормила, уговорила переночевать — чего ж ехать в такую даль уставшими? Долго потом приходили письма и открытки с благодарностью за такое необыкновенное сердечное участие.

Вообще, Ольга Ильинична — человек космический, порой она видит то, что другим видеть не дано. И может поведать о том, что некоторые сочтут сказкой. Как, например, этот случай, тоже из военного прошлого. «Как-то меня послали получить товары и продукты для госпиталя. Дали полуторку, двоих солдатиков. Eдем. Вижу, по дороге идет дедушка, босой, палка с привязанными ботиночками через плечо перекинута. Я говорю шоферу: «Вася, я — наверх, а ты посади человека. И дедушке — садись, подвезем! А тот отвечает: «Спасибо, но меня ваша машина не повезет». Мы все же усадили его. А машина раз — и заглохла. Старичок вылез, машина завелась, поехали.

Опять мы уговариваем, давай садись, все наладилось. Он сел. Машина опять заглохла. Мы ничего понять не можем. «Ребятки, — говорит дедушка, — езжайте-ка вы своей дорогой. Но смотрите, через 15 километров увидите вдоль дороги три плиты, а сверху батон хлеба, возьмите его.». Я сидела как на иголках, не могла дождаться, чем же это закончится. И что ты думаешь, через какое-то время увидели мы все, что дедушка предсказал. Взяла я хлеб и думаю: а вдруг отравленный? Решила подшутить. «Жора, — говорю, — ты неженатый, я не замужем, давай попробуем. Eсли что — о нас никто не пожалеет». А он смеется: «Не, ешь сама, мне еще Берлин надо взять». Откусила маленький кусочек, подождала. Порядок. Ребятам отломила по кусочку. А когда приехали в госпиталь, рассказала раненым в палате про эти чудеса и про самое главное, что тот старичок наказывал: мол, кто хлеба того отведает, жив останется».

Тут у Ольги Ильиничны слезы наворачиваются на глаза: «Они рученьки протягивают, каждый просит дать хоть крошку.»

Верить или не верить в чудеса — это личное дело каждого. Но здесь вопрос в другом, в бескорыстной помощи людям. И открытом сердце. Никакие потери не сломили ее, не обозлили, не заставили ворчать и жаловаться на жизнь. С ней интересно. С ней хорошо.

Eсть у Ольги Ильиничны еще одна мечта — дожить до Великой Победы, когда той будет 75, а ей самой — 95. Пожелаем ей крепкого здоровья и долгих-долгих лет!

***

«Мирное небо над головой», — как часто мы слышим эту фразу, не особенно задумываясь над тем, что для ветеранов Великой Отечественной это было мечтой. Одним из таких мечтателей, чьи грезы стали явью, была моя бабушка Ольга Ильинична Шелкова. Eе китель, сплошь увешанный наградами, — весомое тому подтверждение. В детстве он был для меня настолько тяжел, что я просто не в силах был его поднять.

Боевое прошлое бабушки, безусловно, наложило отпечаток на ее характер. Она, как и любой военный, очень пунктуальная, сильная и властная. Eсли она сказала: «Будет так!» — значит, так оно и будет. Про таких говорят «человек военной закалки». И вместе с тем моя любимая бабуля удивительно добрый, искренний и веселый человек! Он нее никогда не уйдешь голодным, а о бабушкиных котлетках ох как мечтаешь, находясь далеко. Она из таких людей, с которыми хочется делиться всеми своими мыслями и переживаниями. Двери в ее доме практически не закрываются — постоянный поток друзей просто не дает этого сделать.

Особенно нескончаем этот поток 9 Мая. Поздравления идут со всех уголков страны, десятки людей приходят и звонят, чтобы поздравить ее с этим великим праздником. Каждый год депутат городской Думы Игорь Владимирович Батлуков проводит торжественные встречи с ветеранами в своем микрорайоне. В этом году я попросил бабушку надеть косынку — чтоб не продуло. На что она ответила: «Я что, как бабка старая пойду, что ли?» После чего сделала укладку и на мероприятии блистала во всей красе. Моей бабушке 94 года. Но в душе ей, пожалуй, не больше 18-ти.

Когда я иду с ней рядом, и бабушка в парадном кителе, многие люди подходят и просят сфотографироваться с ней. Каждый раз бабушка благодарно улыбается, слезы наворачиваются у нее на глаза.

Моя бабушка — удивительный человек, я стараюсь на нее равняться. Eе неиссякаемая энергия меня порой просто поражает. Например, в этом году бабушка твердо решила ехать на море. А, как мы знаем, если бабушка что-то решила, значит, так оно и будет!»

Иван РЫЖАКИН, внук