Аварийный выход. Беседа с пилотом Дамиром Юсуповым, посадившим лайнер с 226 пассажирами на кукурузное поле

Не успел я спуститься с трапа самолета в аэропорту Екатеринбурга, как позвонил Дамир: «Выйдете из здания и держитесь правой стороны. Жду вас в холле гостиницы».

Дамир Юсупов в аэропорту Кольцово в Екатеринбурге, зима 2019-2020 гг. Фото: Владимир Нордвик

Так и сделал. Пошел правее, на солнце. Навстречу Герою России Дамиру Юсупову, командиру экипажа «Уральских авиалиний», который 15 августа 2019 года чудом посадил аэробус с неисправными двигателями в кукурузном поле…

О птицах

— Вижу, у вас и тревожный чемоданчик с собой, Дамир?

— Да, сегодня моя очередь дежурить в аэропорту на случай замены командира экипажа, вот и взял все, что нужно. Как говорили в армии, рыльно-мыльные принадлежности, тапочки, плавки, чистые рубашки, кроссовки, чтобы в спортзал ходить…

— Герой России дневалит, как рядовой? Не царское это занятие…

— Не хочу, чтобы меня выделяли, делали какие-то поблажки. Периодически подходят незнакомые люди и спрашивают: «Вы продолжаете летать?! А мы решили, что теперь только на торжественных мероприятиях в президиуме сидите». Отвечаю: «Не для того так долго и трудно шел к мечте, чтобы отказаться от нее…»

А дежурство мне не в тягость. Поставили в график, значит, надо отработать. Хотя, если честно, легче слетать куда-нибудь, чем двенадцать часов в гостинице караулить. Несколько раз мне повезло: привлекали из резерва. Помню, как-то вместо другого пилота отправился в Прагу. А потом еще в Уфу.

— Тогда, в августе 2019-го, все шло по плану?

— Мы даже взлетели без задержки.

— А как вы в Москве оказались-то?

— Компания хоть и называется «Уральские авиалинии», и наш базовый аэропорт — Кольцово в Екатеринбурге, но большую часть рейсов мы выполняем из Домодедово. Есть две специальные московские эскадрильи и одна питерская. Когда в столице случается большая загрузка, нас направляют на подмогу.

— И в тот раз так было?

— Да, но рейс в Симферополь стоял из аэропорта Жуковского. Мы и оттуда года три уже летаем.

15 августа все начиналось штатно, только вот в конце взлетной полосы оказались птицы. И раньше их наблюдали, но не столь большой стаей.

— Вас же заранее предупредили об опасности.

— Стандартная фраза всех диспетчеров мира. Дескать, отдельные перелеты птиц. Эту информацию передают с прогнозом погоды, скоростью ветра, атмосферным давлением, коэффициентом сцепления… Сообщение о птицах стало обыденностью, чем-то вроде постоянной составляющей для повышения бдительности командира.

— А бывали прецеденты, чтобы из-за этого отменяли вылеты?

— Не знаю такого. Если бы из-за птиц не выпускали рейсы, вообще никто не летал бы, самолеты стояли на земле.

— И никаких предчувствий 15 августа не было?

— Кому-то снятся сны вещие, люди начинают анализировать, что-то сводить, искать совпадения. А у меня ничего этого нет. Я не суеверный, не зацикливаюсь на приметах. Мол, надо сплюнуть через плечо или в самолет зайти с левой ноги. Не думаю об этом. Достаточно сказать, что я родился 13 сентября. Для меня это нормальное число, даже счастливое.

15 августа выпало на четверг. К тому моменту мы находились в Жуковском дней пять. Сначала слетали в Калининград, потом в Симферополь, после ночного рейса в Душанбе день отдыхали. Оставался крайний полет в Симферополь, и собирались возвращаться домой в Екатеринбург.

Экипаж, поле и самолет. Фото: из личного архива

Об экипаже

— Вы говорите «крайний»?

— Так принято у летчиков, моряков.

— Не очень по-русски.

— Традиция, если хотите. Никто из пилотов никогда не скажет: последний…

15-го я проснулся, когда за окном еще темно было. Хотя летом светает рано. Помню, гремела гроза, сверкала молния. Собрали вещи, поехали на автобусе в аэропорт, там сразу пошли на медконтроль.

— Экипаж у вас постоянный?

— Меняется. Думаю, закреплять вместе людей не нужно, да и технически это трудноосуществимо. Один может заболеть, у другого отпуск или еще какая-то уважительная причина для отлучки.

— А как же притирка? Чувство локтя и все такое. Мы ведь помним фильм «Экипаж».

— В советское время так и было. Слетанности уделяли большое внимание, пилоты знали друг друга, их жены, дети дружили, праздники отмечали семьями, вместе.

Сейчас подобного в больших авиакомпаниях нет. В «Уральских авиалиниях» работает около шестисот летчиков, почти две тысячи бортпроводников. У них — отряды, у нас — эскадрильи. В каждой — тридцать командиров и столько же вторых пилотов. Тут уж как попадет…

Конечно, человека, которого хорошо знаешь, можно понять с полуслова. С другой стороны, когда экипаж постоянно обновляется, сохраняется свежесть восприятия. Глаз не замыливается, концентрация не падает.

15 августа мы выполняли четвертый рейс одной командой. После медконтроля получили документы на вылет, поехали на стоянку, где уже ждал предыдущий экипаж, чтобы сдать самолет. Обменялись с коллегами традиционными приветствиями: откуда прилетели, как борт?

— Замечаний не было?

— Никаких. Я осмотрел самолет, бортпроводники приняли питание, проверили аварийно-спасательное оборудование. Подошел топливозаправщик, потом привезли багаж, пассажиров. Посадка закончилась, нас отбуксировали к точке запуска двигателей, мы порулили и — полетели.

Аэробус А321 после приземления. Фото: РИА Новости

О решении

— С этого места помедленнее, Дамир. Подробности — это самое интересное.

— Не все могу рассказывать, поскольку давал подписку о неразглашении…

В общем, начали разбег и в момент отрыва от земли увидели стаю птиц, которых спугнул рев двигателей. Чайки пересекали нам курс, столкновения было не избежать… Мы со вторым пилотом Георгием Мурзиным услышали звуки многочисленных ударов о планер. Самолет же летит, задрав нос, и визуально птицы прошли ниже.

— Такое с вами впервые?

— Со мной — да, ни разу не случалось подобного. А тут сразу большая стая…

— Екнуло внутри?

— От неожиданности — сразу мощный эмоциональный всплеск! Тем более что тут же выскочила сигнализация, приборы показали изменение режима работы сначала левого двигателя, потом и правого… Не так страшно, что птицы побили планер и попали в крылья. Куда важнее, что с силовой установкой. Ладно бы, один движок вышел из строя, а то сразу оба! Сигнализация орет, все вокруг шумит!

Стали действовать согласно аварийным предписаниям. Доложили диспетчеру. Тот принял информацию, спросил: «Ваше решение?» Мурзин уточнил: «Возвращаемся?». Я подтвердил, и Георгий передал на землю, что попробуем зайти на аэродром, развернуться. Но самолет перестал набирать высоту и начал снижаться.

— Сколько времени все продолжалось?

— С момента отрыва от полосы до посадки в кукурузном поле прошло полторы минуты. Если точнее, 93 секунды. Снижение заняло секунд двадцать пять, не более.

— Выходит, на принятие решения отводились мгновения?

— Выбора, по сути, и не было. На поле садились от безысходности. Куда деваться-то, если нет шансов вернуться на ВПП? Пока проверяли отказ первого двигателя, стал помпажировать, работать с перебоями второй, и мы пошли вниз. Задача сводилась к одному: без кренов и разворотов, ровненько и плавненько посадить самолет на брюхо.

— Поле было прямо по курсу?

— Аэродром в Жуковском специально строили для летно-исследовательского института имени Михаила Громова. Мне уже потом рассказали, что в советские времена в окрестных полях полегло немало испытателей. Это сейчас выпускают по новому самолету в десятилетие, а раньше клепали бешеными темпами! Семейства Ил, Ту, Су… Было много разных прототипов. Не все испытания заканчивались успешно, народ насмерть бился… Поэтому подходы к аэродрому в радиусе нескольких десятков километров распахали под поля. На случай аварийной ситуации, нештатной посадки. По этой же причине в округе мало деревьев.

Далеко улететь мы не успели, максимум — километров пять. Но там, где сели, поле уже заканчивалось. Дальше дорога, очистные сооружения, населенный пункт… Вписались идеально.

— То есть еще чуть-чуть — и…

— Не хочу гадать. Может, следовало тянуть на втором двигателе, пока тот окончательно не перестал бы работать. Глядишь, и «прочихался» бы, дал развернуться к аэропорту. Но это все теория вероятности. Никто не знает, как могло получиться. Повторяю, перед нами на расстоянии в пару сотен метров шла дорога, потом бруствер, насыпь. Нам крупно повезло.

— Наверное, дело не только в удаче. Требовалось посадить машину, суметь…

— Это была главная задача.

— А про шасси думали — выпускать или нет?

— Они оставались выпущенными после взлета, я убрал их сразу, когда началось снижение. Понимал: если уткнемся в мягкий грунт, нас наверняка перевернет… Там же шли оросительные каналы между полями, а шасси — дополнительное сопротивление. В том числе и для полета. До последнего была мысль: вдруг сейчас самолет вытянет, выровняется, начнет подниматься, пойдет вверх, полетит.

— Верили?

— Надеялся. А мы спускались ниже и ниже…

О посадке

— Вы отрабатывали на тренажерах посадку с двумя отключенными двигателя?

— Лишь приводнение. Приземление — нет. Предполагается отказ каких-то систем или одного двигателя, после чего самолет должен вернуться на аэродром, сесть на полосу. Ситуация, когда неисправны оба, маловероятна. Поэтому посадку на сушу не тренируем. Да и приводнение редко.

— Вели аэробус на ручном управлении?

— Да. Но если самолет летит вниз, сильно тянуть ручку на себя нельзя, от этого снижается скорость, а без нее никуда — только падать. Для разгона же нужны работающие двигатели.

Замкнутый круг.

— ЧП с «Суперджетом» учитывали? Который жестко сел в Шереметьево и загорелся.

— Не до того было. Потом меня много раз спрашивали: какие мысли проносились в голове, не возникали ли картинки из прошлого, не промелькнула ли вся жизнь перед глазами? Не хочу задним числом выдумывать всякие красивости, сочинять то, чего не было. Возможно, у кого-то время замедляется или — наоборот — ускоряется, у каждого своя реакция на стресс. Вот мой отец, у которого случались нештатные ситуации с вертолетом, рассказывал, что, действительно, в мозгу всплывали кадры из былого — щелк-щелк-щелк… Кто-то вспоминает родителей или самые дорогие моменты. Я подобного не испытал. Может, попросту не успел подумать, настолько все скоротечно оказалось. И потом, представьте: сижу в кабине, пытаюсь удержать падающий самолет, в уши орет сигнализация, справа от меня — второй пилот, надо действовать быстро и слаженно. До воспоминаний ли тут? Нет, конечно!

Честно скажу: посторонних мыслей вообще не возникало — ни о пассажирах, ни о чем. Полностью сконцентрировался на пилотировании и анализе происходящего. Шел большой поток информации, нельзя было упустить что-то важное.

— Георгий Мурзин реагировал адекватно?

— Абсолютно. Выполнял, что требовалось, подсказывал мне. Мы оба работали. Даже не появлялось чувство, будто сейчас конец и все плохо завершится. Было неприятно, что самолет снижается, а ты ничего не можешь поделать. Осознание, что сядем в поле, пришло в самые последние секунды. Тут я и подумал, что пассажирам будет некомфортно из-за жесткой посадки.

— Удар получился сильный?

— Ну, все относительно… Да, сильный.

— Сколько вы пропахали на брюхе?

— Метров триста.

— У вас же и двигатель на земле отлетел?

— От удара сорвало крепление. Один двигатель не работал, а второй еще давал какую-то тягу. Вот он по инерции и вырвался маленько. Знаете, так бывает, когда у машины соскакивает колесо и само укатывается вперед.

Спасенные. Фото: РИА Новости

— Первые секунды на земле?

— Полная тишина в кабине. Как будто происходит не с тобой, смотришь на все со стороны.

Потом сквозь дверь я услышал звуки из салона. Голоса бортпроводников, возгласы, крики пассажиров…

— Паники там не было?

— Нет, эвакуация шла организованно, спокойно. Люди поняли, что самое страшное позади.

Секунд через двадцать нас вызвал диспетчер. Доложили обстановку, сообщили, что сели за полосой, попросили прислать аварийные службы, пожарных, медиков…

— Вы получили какие-то травмы при приземлении?

— Лично у меня — ничего… Несколько десятков пассажиров обратились за помощью к врачам, из относительно серьезного — один закрытый перелом. Георгий Мурзин спину ушиб. Не знаю, почему так получилось. Мы сидели в метре друг от друга, у обоих — одинаковые ремни безопасности, кресла, система защиты. Может, позу неудачную выбрал…

— Вышел сам он?

— Опять же: стрессовая ситуация. Говорят, люди с переломами бегают. После посадки мы часов шесть находились на кукурузном поле. Отвечали на вопросы следователей, заполняли необходимые документы. Через какое-то время Мурзин говорит: «Грудь давит». Медики осматривали нас сразу после приземления, раздевали по пояс, слушали сердце, легкие. А когда с формальностями закончили, отвезли в больницу. Там мы анализы сдали — на наркотики, алкоголь, сделали ЭКГ. Все, как положено. Потом поехали в гостиницу, в ту же, из которой утром отправлялись в полет. Пообедали и стали ждать вечернего рейса на Екатеринбург. Вместе вылетели из Домодедово.

Вот и вся история.

В кабине вертолета — отец Дамира. Фото: Владимир Нордвик

О мечте

— А что за инциденты в воздухе были у вашего отца?

— Он ведь много лет отлетал на вертолете. Окончил училище, служил в армии, собирал ступени ракет в Казахстане, потом переучился на гражданского пилота и вместе с мамой уехал по распределению на север, в Игарку. Это в Заполярье, двести километров от Норильска.

Начинал на Ми-4, потом появился Ми-8, любимая папина машина. Со временем отец стал командиром эскадрильи. Мама была фельдшером в аэропорту, проверяла на старте диспетчеров, пилотов, специалистов.

Я родился в Игарке, с детства пропадал на аэродроме, папа с мамой часто брали с собой.

Однажды в отцовском Ми-8 вышел из строя редуктор, что-то заклинило на высоте метров триста. Стали планировать вниз в режиме авторотации. Важно было не терять обороты несущего винта, папа успел поддернуть. В итоге сели в тайгу. Ну, маленечко побили лопасти, а груз сохранили, все остались живы-здоровы.

Как-то на рулении надломилась задняя боковая стойка, вертолет начал заваливаться, отец выровнял, удержал.

— Вы хотели пойти по стопам Касима Камиловича?

— С детства мечтал стать вертолетчиком! Ни космонавтом, ни кем-то другим.

— Отец брал вас с собой в полеты?

— Официально это запрещалось. Но если рядом не было начальства… Развозили грузы, весной могли на обратном пути завернуть на Енисей, где шла зубатка, ее еще корюшкой называют. За брусникой летали, помню…

— Сколько вы прожили на Севере?

— Родители — с 1971-го по 1993-й, получается, двадцать два года. Я поменьше, шестнадцать лет.

— Какие самые суровые морозы застали?

— На моей памяти — минус 51 градус. В окно выглядываешь, а там — туман. Но холод не пугал. Человек ко всему привыкает. Во всяком случае у меня о детстве остались приятные воспоминания. Летом — полярный день, зимой — полярная ночь, северное сияние..

Хотя в истории города были разные страницы. Его поднимали политзаключенные. 503-я сталинская стройка. Железнодорожную дорогу тянули, так и не закончили. Лес валили. В лучшие времена в Игарке жили тридцать тысяч человек. При мне в восьмидесятые годы цифра упала до двадцати тысяч. Был лесопильный перевалочный комбинат, через Карское море к нам на Енисей заходили суда, забирали лес. Навигация шла полным ходом. И авиаторы тоже ценились.

Потом Советский Союз развалился, народ начал уезжать с севера, работы не осталось. Все загибалось, как и везде. Мы перебрались в Сызрань, где жили родственники — дедушки, бабушки. Одиннадцатый класс я оканчивал уже там. Думал, пойду в местное военное вертолетное училище. Но медкомиссия в военкомате забраковала по зрению. Может, не выспался в тот день или весенний авитаминоз всему виной, но мне сказали: об авиации даже не мечтай!

Наверное, следовало быть понастойчивее, попросить дать второй шанс, еще раз провериться. Однако в шестнадцать лет стесняешься упорствовать, давить. Сказали «нет», я и ушел…

Фото: из личного архива

О шансе

— Облом.

— Страшный! Переживал очень, в себе замкнулся. После школы поступил в юридический колледж, потом служил механиком-водителем танка Т-72 на полигоне в Тоцком. Это Оренбургская область. В учениях участвовал, в стрельбах.

После возвращения из армии в Сызрань женился, родились два сына, пошла совсем иная жизнь. Заочно окончил юридический факультет Чувашского университета, работал на предприятии, в фонде ипотеки при администрации города. А параллельно читал статьи про авиацию, фильмы смотрел… Тот же «Экипаж» или вторую часть «Крепкого орешка», где Брюс Уиллис орудует в аэропорту.

Небо не отпускало…

Потом появился интернет, видеоролики: взлет самолета, посадка. Книгу в Сети нашел: Василий Ершов, «Раздумья ездового пса». Это воспоминания командира Ту-154, который начинал на Ан-2, летал на Ил-14, Ил-18. Написано красивым, доступным языком. Василий Васильевич сравнивал работу экипажа со слаженным оркестром, где у каждой скрипки или альта своя роль. А командир — это дирижер…

Словом, прочел я книгу и опять начал переживать, что зря отрекся от мечты. Ведь раньше, в советское время, существовало ограничение по возрасту: тех, кто старше 23 лет, в летные училища не принимали. Пока мне было меньше, в голове часы тикали, мол, шанс поступить есть-есть-есть. Хотя после армии даже не предпринимал попыток. Потом перерос контрольный возраст и попрощался с мыслью о небе.

А через какое-то время смотрю на авиационных форумах: условия поступления, оказывается, изменили, ограничения по возрасту сняты! После развала Союза авиацию, грубо говоря, зарубили. Самолеты не выпускали, летные училища позакрывали. В нулевые годы гражданский флот начал подниматься, а пилотов-то и нету. Старых стали звать, но одни ушли в бизнес, другие спились, третьи потеряли квалификацию и мотивацию. Вот возрастной порог и отменили.

— В итоге вы сели за парту в тридцать два года.

— При этом не был самым возрастным студентом, у нас и сорокалетние ребята учились.

В Сызрани время от времени устраивают авиашоу в вертолетном училище. Прилетают «Беркуты», «Стрижи», показывают чудеса в воздухе. Однажды все совпало: я прочел книгу Ершова, насмотрелся видеороликов, сходил на авиашоу и… решил поступать в Бугурусланское летное училище гражданской авиации. Оно ближе всего к Сызрани. Подумал: попытка — не пытка. Если не пройду, хотя бы буду знать, что попробовал. Ни на что особо не надеялся, больше так, для успокоения.

Ирония судьбы: выпускные экзамены Дамир сдавал на «кукурузнике» Ан-2. Фото: из личного архива

О «кукурузнике»

— Это какой год?

— 2010-й. Поступил на удивление легко, а вот дальше начались трудности. У меня, напомню, уже была жена Амина, двое детей. Ильясу, старшему, исполнилось четыре года, Исмаилу, младшему, — три. Семья в одном месте, я — в другом… Сто пятьдесят километров между городами, шесть часов на поезде.

Родные мой поступок, мягко говоря, не поняли. Только мама поддержала. Даже папа сказал: «Ну, какой ты летчик? Уже старый, в твоем возрасте о пенсии задумываются. На чем будешь летать?»

— Действительно, на чем?

— В училище выпускные экзамены сдавал на Ан-2.

— На «кукурузнике»?

— На нем. Не на «Боингах» же учат, правда? Маленький самолет, легкомоторный.

— Смотрю, вас с самого начала в кукурузу тянуло.

— Еще бы! Царица полей… Кто мог подумать?!

На Ан-2, кстати, больше не летают. Их официально списали.

— Часто домой из Бугуруслана ездили?

— Раз в месяц старался вырваться на три-четыре дня. Чаще не получалось. Учился…

— Стипендия вам полагалась?

— Ну… да. Только она оказалась маленькой. Даже не знаю, называть ли сумму…

— Сколько?

— Около тысячи рублей в месяц.

— Не шутите?

— Жили мы в общаге. За быт с нас ничего не брали: трехразовое питание, смена белья — все бесплатно. Я делил комнату с Егором Коцюбинским. Он из Хатанги, это еще севернее Игарки. Его отец тоже летал на Ми-8. Сейчас Егор — командир «Боинга» в компании «S7».

В училище набирали группу вчерашних школьников и тех, кто постарше, на базе высшего образования. Были штурманы, бортинженеры и мы, грубо говоря, «повара-юристы», не авиационные специалисты. Учился я хорошо, старался. Год читали теорию, а потом всех распустили по домам: возникла проблема с нехваткой самолетов и топлива для учебных полетов.

Я вернулся в Сызрань, где-то подрабатывал, учил английский, чтобы знать на уровне, соответствующем международной классификации ИКАО.

А в 2013-м мы, наконец, начали летать. Получил диплом, дальше — поиск работы. Направил резюме в разные компании. Долго не отвечали, что, в общем-то, понятно. Возраст солидный, опыта, считай, никакого, а желающих много. В Бугуруслане у нас был инструктор Владимир Мозговой. Вот он помог, написал бывшему сокурснику и тезке Владимиру Чикилеву, замдиректора по производству «Уральских авиалиний». В сентябре 2013-го меня пригласили на собеседование. Хорошо показал себя, заключили сначала ученический договор и лишь потом — трудовой.

О початке

— В Екатеринбург поехали один?

— К тому времени я более года был в разводе. Пока учился в Бугуруслане, личная жизнь дала трещину. Как говорится, семейная лодка разбилась о быт… Дети остались с Аминой.

А с Натальей, моей нынешней женой, мы встретились в 2014-м.

— Когда стали командиром?

— Четыре года в «Уральских авиалиниях» летал вторым пилотом. До августа 2018-го. Потом прошел командирский конкурс, сдал зачеты, позанимался на курсах, попрактиковался на тренажерах. После этого уже выступил в роли командира-стажера. Сидел в левом кресле, а справа — инструктор. Вопрос ведь не только в пилотировании, но и в принятии решений. А ситуации бывают разные. Надо научиться мыслить по-командирски, организовывать работу, отвечать за всех и всё, не только за технику.

Заграницей ты и подавно представитель государства.

— Куда в первый раз самостоятельно полетели?

— Так, чтобы без инструкторов, — в Пулково из Кольцово. 7 сентября 2018 года. На А320.

— В Жуковском был такой же борт?

— 321-й. Это одно семейство, разница в длине и компоновке, количестве мест в салоне. 320-й берет 162 пассажира, а 321-й — 220. Кабина одинаковая — арматура, эргономика, остальное.

— Что, кстати, вы сделали, когда люди эвакуировались из салона?

— Позвонил жене. Сказал: «Наташа, не переживай, птицы попали в двигатель, мы приземлились в поле, все живы».

— Не упала в обморок?

— Мне кажется, сначала даже не поняла, о чем речь. Переспросила: «В поле сели?»

На Международном авиационно-космическом салоне МАКС-2019 в подмосковном Жуковском вареной кукурузой торговали под «лозунг дня». Фото: РИА Новости

— А как возникла ставшая мемом фраза о кукурузе?

— Люди-то, считай, на земле, а кукуруза высокая, трехметровая. И солнце поднялось над горизонтом. Мы взлетали в юго-западном направлении. Дмитрий Ивлицкий, бортпроводник, стоял в дверном проеме самолета, сверху видел всю картину, вот и решил сориентировать пассажиров. Сказал: «Идем правее, на солнце, вдоль рядов кукурузы». Так фраза и родилась, спонтанно.

— В каком-то городе граффити сделали с этими словами и портретами — вашим и Мурзина.

— В Сургуте. Самарские художники нарисовали. Они сами мне рассказывали. Да, мем пошел в народ. На авиашоу МАКС в Жуковском поставили лоточек с этой фразой на желтом фоне и продавали кукурузу. Зазывали покупателей рассказом, будто она с того поля. Хотя там росла кормовая, для скота.

— Хотя бы початок взяли себе на память?

— Честно говоря, было не до сувениров. Правда, какой-то предприимчивый пассажир нарвал коробку кукурузы, подарил проводникам, те взяли и на нашу с Георгием долю. Початок до сих пор лежит дома в холодильнике. Уже высох…

После аварийной посадки нам дали отпуск для реабилитации, и я с семьей полетел в Анапу, где на пляже постоянно продавали кукурузу. Правда, не сочиняли, что она из-под Жуковского. Мы все время покупали. Вкусно!

С женой и детьми. Фото: из личного архива

О награждении

— Есть классическая фраза, что каждый человек имеет шанс на пятнадцать минут славы. А вам, Дамир, получается, хватило полутора минут, чтобы стать знаменитым.

— Знаете, к этому я точно не стремился.

— Адаптироваться к долгому эху смогли?

— Откровенно? Я должен работать, летать, проводить время с семьей, детей растить, а меня постоянно зовут в свадебные генералы. Много каких-то общественных организаций, союзов, фондов, вроде, отказывать некрасиво, но принимать все приглашения нет сил. Я ведь один, понимаете. Не могу разорваться…

— Мне показалось, и на церемонии награждения в Кремле вам было не очень комфортно.

— Волновался, конечно. Присутствовали люди, которых видел только по телевизору и даже не мечтал встретить. Понятно, Владимир Владимирович Путин. Слева направо сидели Ирина Роднина, Александра Пахмутова, Николай Рыжков из правительства СССР, Артур Чилингаров, Александр Ширвиндт, Леонид Рошаль… Даже Геннадий Зюганов

Мы с Георгием впервые оказались в таком обществе. Робели. На самом деле полторы минуты полета — и все. Нам говорят: «Молодцы, что не впали в ступор, не поддались панике». А какая паника? Мы же на работе. Делали, что положено. Поэтому до сих пор не знаю, что отвечать, когда слышу, что мы совершили подвиг. Будто не о нас речь…

Не считаю себя героем. Вот и стеснялся в компании по-настоящему великих. Переживал, как правильно выступить, надо ли это делать. Мне посоветовали: «Скажи несколько слов». Сидел, внутренне готовился, настраивался.

В кабине легче, чем в Кремле. В самолет заходишь — и ты в родной среде. А там все незнакомо.

— С Путиным поговорили?

— Коротко. После награждения уже в неофициальной обстановке пожелал Владимиру Владимировичу крепкого здоровья и поблагодарил за то, как он управляет нашей страной. Около президента много народу было, толкаться как-то неудобно, хотя Наталья подвигала меня поближе. «Давай, давай», — говорит… Я буквально секунд пятнадцать постоял и отошел.

— Бокалами с шампанским чокнулись?

— Я пил лимонад. Спиртное не употребляю. Совсем.

Награда нашла героя. Фото: ТАСС

— А Звезду носите?

— Когда приглашали в Москву на День Героев или если иду на торжественные мероприятия. А так — нет, конечно.

— Слышал, даже перестали называть фамилию пассажирам перед началом полета.

— Почувствовал, что меня стало слишком много везде. Первое время телефон разрывался, я звонки с чужих номеров не брал. Соцсети у меня открыты, там накопились несколько тысяч сообщений. До сих пор не ответил на все. Тяжело. Ну, вот физически… Еще друзья пишут, обижаются, если сразу не отзываюсь. Типа зазнался! Да какой там! На семью времени не хватает.

Поэтому и в самолете не представлялся, чтобы не привлекать повышенный интерес. Говорил: «От имени экипажа авиакомпании «Уральские авиалинии» вас приветствует командир корабля…» Сколько летим, куда, какая погода. Разговор вел, но не объявлял фамилию. В комментариях на форуме пассажиров прочел, мол, если услышим, что пилотирует Дамир, будем аплодировать весь полет. Подумал: начнут к проводникам приставать, просить, чтобы вышел в салон, сфотографировался. Зачем это? Я же не артист и не футболист.

— Родне тоже достался кусочек славы?

— Маму с отцом звали на ток-шоу на разных телеканалах. Дорогу обещали оплатить, гостиницу в Москве. Конечно, им хотелось побывать в столице, но мы решили никуда не ездить, что бы ни сулили.

— Родители прислушались к вашим словам?

— Конечно. Я ведь тоже ни на какие программы не пошел. Одно время вокруг бурлило, потом телевизионщики переключились на других героев.

Гордость Сызрани — Юсуповы. Справа от Дамира — отец и брат. Фото: Владимир Нордвик

О главной награде

— Премию вам дали на работе?

— Хорошую. В авиакомпании нас поддержали. Сначала, не скрою, у меня внутри было напряжение, но приехали представители «Уральских авиалиний», успокоили, сказали, что все нормально, главное — пассажиры живы-здоровы. И среди коллег такое же отношение.

— Свердловский губернатор жилье дал.

— Да, подарил экипажу — всем семерым — по однокомнатной квартире.

— Ну, не сказать, чтобы очень щедро.

— Я поблагодарил за подарок, поскольку и о нем не мечтал.

— Если бы 15 августа что-то пошло не так, на компенсации пострадавшим пришлось бы потратить гораздо больше, чем на ваши квартиры.

— Знаете, для меня самая большая награда даже не звание Героя России, не квартира или что-то еще материальное, а что все вернулись домой. Я, наш экипаж, пассажиры. Вот это главное. Ведь могло быть и по-другому.

— Часто мысленно возвращаетесь в тот августовский день?

— Все время анализирую, обдумываю. Поначалу даже плохо спал, переживал. После отдыха в Анапе успокоился. Как человек верующий убежден, что во всем есть предопределение. Бессмысленно искать ответы из серии «если бы да кабы», хотя самокопание, мне кажется, нормальное проявление для человека.

— За Звезду доплата идет?

— Можно воспользоваться льготами — бесплатный проезд, санаторий, коммуналка, то-се. Или взять денежную компенсацию и самому оплачивать. Я выбрал этот вариант, второй.

— А с квартирой что будете делать?

— Не решили. Может, продадим. Или пусть родственники живут. Я-то с семьей живу в Полевском. Это в часе езды от Екатеринбурга. Там у тещи квартира. Себе купили восемь соток земли и дом в коттеджном поселке. Сейчас делаем ремонт, ближе к лету планируем переезжать.

— Вы ведь с Натальей в самолете познакомились?

— Да, вот так бывает. Летели из Екатеринбурга в Краснодар, оказались в соседних креслах. Я еще был вторым пилотом, и меня направили в командировку, а Наташа с дочкой отправились на юг. Ане тогда два года исполнилось, сейчас ей уже семь.

Трех часов полета хватило для знакомства. С продолжением…

Поженились через полгода, в 2015-м. Через год родился сын Динислам.

— Необычное имя.

— Редкое. Но красивое. Наталья так решила. Я лишь просил что-нибудь исламское, а Дин переводится как религия.

Надо летать! Фото: из личного архива

О будущем

— Вас, действительно, звали в другие авиакомпании, и вы чуть не соблазнились на Emirates, Дамир?

— Не было такого. По крайней мере я не слышал. Много нового узнал о себе за последние месяцы… Кто-то от моего имени ведет фейковую страничку в Инстаграм, пишет блог, даже размещает фотографии. Ну, полный бред! Видимо, людям нечем заняться, вот и живут чужой жизнью. А мне хватает собственной.

Что касается работы за границей, уже проверял: через неделю становится тяжеловато, а через десять дней очень хочу домой. Зачем уезжать? Другая страна, климат, менталитет. Всех денег не заработаешь, счастливее вряд ли станешь, а время потеряешь и здоровье можешь убить. Меня в «Уральских авиалиниях» все устраивает: инструкторский состав, коллеги, отношения. Никуда не собираюсь отсюда. Пока по крайней мере.

Конечно, тот август разделил жизнь на «до» и «после». И слова «лучше» или «хуже» сюда не подходят. Ничего важнее того события, как оказалось, со мной прежде не случалось. Смотрю на старые фотографии и понимаю, что тогда не знал, что именно ждет впереди. Это событие невольно отложило отпечаток на все последующее. Как раньше, уже не будет…

— Будет по-другому. Может, лучше прежнего.

— Очень надеюсь.

— У вас есть любимые аэропорты?

— Понятное дело, Кольцово. Домодедово как второй дом. В Иркутск люблю летать. Там Байкал. В Симферополь нравится. Особенно летом. Между рейсами мы на море в Николаевку ездим, это западный берег Крыма.

Честно говоря, чем дальше полет, тем лучше. В небе одна жизнь, на земле — совсем другая. Хотя у нас в эскадрилье дружеские, почти семейные отношения. Всегда могу подойти к командиру Василию Николаевичу Дегтяреву и попросить отправить в интересный рейс, условно — в Хабаровск. 1 января вот был в Благовещенске. Как вы понимаете, не все рвутся работать в Новый год, а я — с радостью.

И в Игарку с удовольствием слетал бы. Жаль, туда нет рейсов. Не навещал те места с 1993 года. Почти двадцать семь лет прошло, а вспоминаю часто. Жизнь была суровая, но счастливая. В телевизоре — один канал, второй появился в девяностые годы, когда новую ретрансляционную вышку поставили. Все было просто: мультики, значит, мультики, если футбол, то московский «Спартак». Болею за команду с 1987 года, когда она стала чемпионом. Мне десять лет исполнилось. Игроков помню до сих пор — Дасаев, Черчесов, Черенков, Родионов, Пасулько, Хидиятуллин… Я и сам в футбол играл с ребятами. В секцию баскетбола ходил, бокса…

О «Спартаке» могу долго говорить. Меня приглашали на «Открытие Арену», после матча зашел в раздевалку, поздравил игроков и тренера Доменико Тедеско с победой над «Крыльями Советов», получил в подарок спартаковскую атрибутику, клубную футболку.

— Сейчас на вас другая, со словом Headwind. Надпись со смыслом?

— Не задумывался, хотя фраза мне нравится: «Встречный ветер». Авиационная тема. На взлете и посадке нужен именно встречный. Когда самолет разбегается, набегающий поток создает скорость, у крыльев возникает подъемная сила.

Попутный ветер хорош лишь в полете: быстрее летишь, время экономишь и керосин.

— По жизни тоже лучше, когда есть сопротивление.

— Да, если подталкивают в спину, невольно расслабляешься. Против течения всегда труднее, зато мотивирует. Предпочитаю, чтобы ветер дул в лицо. Думаю, так правильнее.