Александр Иванович Логвинов Стальные принципы разминёра
Высокий сухопарый старик говорит голосом сильным, оттачивая каждое слово, отчего его манера напоминает манеру военного или руководителя старой закалки. Из всех догадок в цель попадает только одна — старой закалки. Свой 90-летний рубеж Александр Иванович Логвинов, участник Великой Отечественной войны, перешагнул в прошлом году.
На мое предложение встретиться в преддверии большого юбилея Победы отвечает взвешенно: «Хорошо, я подумаю и Вам перезвоню». Перезванивает. «Eсли вас не смущает жара, давайте сегодня, я буду ждать у подъезда». А на улице не просто жара — нестерпимое пекло. Ждет. Поднимаемся в квартиру, там тоже не легче, кондиционера нет. Старое жилище одинокого человека, у которого все необходимое под рукой: давно остывший чай в граненом стакане с кипятильником, бутерброд под салфеткой, таблетки, счета за коммуналку, газеты, пульт от телевизора. Не отвлекаясь на пустяки, сразу с порога:
— Так вот что я хотел сказать. Слушайте. Это очень важно!
Оказывается, в прошлый раз в беседе с одним журналистом-историком была затронута тема сталинизма и его трагической роли в судьбах простых людей. Так вот, Александр Иванович (сам отчасти историк) считает, что недоговорил тогда, не убедил собеседника в том, что «время было такое, неоднозначное, сложное, надо было власть сохранять любой ценой, чтоб не разрушить государство». И что «методы Сталина надо не просто осуждать — это проще всего, а правильно понимать. Иначе какая ж это будет история?»
— У меня и к Путину сегодня много претензий, — переводит он разговор в настоящее время. — Но есть упреки справедливые, а есть просто охаивание власти ради грязных политических целей. Я не хочу становиться в один ряд с теми, кто его поносит. Я за Путина голосовал, потому что он — наш. А встать на сторону американцев — это разве не предательство? Это не подлость?
Слушаю его и неожиданно ловлю себя на мысли, что совершенно не важно, сколько оппонентов — один или целый полк — попытались бы переубедить сейчас ветерана. Бесполезно. Это его железные убеждения. Более того, так наотмашь рубить может только тот, кто не трясется за свою репутацию, кто не поступается принципами в угоду политической конъюнктуре. Кто видел фашизм лицом к лицу. «Чего и кого мне бояться? Я и в молодости-то не боялся…»
Что верно, то верно. В 1943 году, после того, как немцев выбили из станицы Романовской, шестнадцатилетний казак Сашка Логвинов попросился в истребительный отряд для борьбы с диверсантами и дезертирами. Но по весне перед посевной на первое место встала другая задача — обезвредить поля от мин, которыми была буквально нашпигована родная земля. Так Сашка «пошел на мины». Саперов прислали только в середине лета, а несколько месяцев такие как он добровольцы и демобилизованные по ранению обучались разминированию прямо в поле, выстроившись цепью на расстоянии четырех-пяти шагов друг от друга. Старшим над ними был поставлен представитель из военкомата, который наставлял так: «если что увидите — сразу зовите меня». Вот и весь инструктаж. Ценность человеческой жизни в ту пору была невысока. Как минимум пять раз мог погибнуть и сам. Бывало, сквозь грохот и звон в ушах слышал истошное «Сашку убило!» и понимал: это ведь про него. Но немного отлежавшись и отряхнувшись от земли, поднимался из воронки: да живой. Позже стреляному воробью Александру Логвинову уже официально поручат работу по разминированию полей и посевных площадей. Выдадут форму с погонами Осоавиахима, организации, которой в феврале 1944-го были поручены работы по разминированию и сбору трофейного и отечественного снаряжения в районах, освобожденных от немецкой оккупации.
Из архивного документа о разминировании Романовского района, датированного 1946 годом: обезврежено и уничтожено подрывом 22 противотанковые мины, 160 противопехотных мин, 19590 снарядов, 1l660 минометных мин, 29 авиабомб, 2800 гранат». И это прямая заслуга Логвинова и его бесстрашных помощников. Не будем забывать, что мобилизованными оказались подростки допризывного возраста, фактически дети. На глазах Логвинова погибло много его ровесников. А сколько их погибло вообще? Точного количества не знает никто: в середине 50-х информация о разминерах загадочным образом исчезла из архивов.
Военное лихолетье навсегда заложило чувство глубокого уважения к защитникам Родины, ветеранам-фронтовикам. «Я тянулся к ним, это были люди особого склада. С одним из них — Юрием Ильичом Мельниковым — мы вместе работали в школе, я — преподавателем физкультуры (хотя уже учился заочно на истфаке), а он — мастером по трудовому обучению. Случился у него конфликт с директором школы, который закончился увольнением. Ситуация была довольно скользкая, запятнан был сам директор школы, что и подтвердила проверка. На заседании своей партийной ячейки (я был секретарем партийной организации романовской школы) мы восстановили пострадавшего за критику товарища. И тут ополчились уже на меня, дескать, дискредитирую руководство. Вкатили выговор по партийной линии. Я его обжаловал в обкоме. Но круговая порука партийной номенклатуры взяла верх — меня уволили, дескать, таким в партии делать нечего. Не в моем характере сносить незаслуженное оскорбление. Я подал апелляцию в ЦК партии. Вызывали в Москву. Eздил, доказывал там свою правоту. Вернулся с легким сердцем, справедливость и мое честное имя были восстановлены. «Товарищам» по партии «поставили на вид», те извинились, начали юлить, оправдываться. А с Мельниковым мы дружили до последнего, схоронили его недавно.»
Eще один поход по чиновникам случился у ветерана войны, когда он добивался «из принципиальных соображений» подтверждения своего статуса, ведь ельцинская версия Закона о ветеранах не признавала такого права за теми, кто наряду с военнослужащими рисковали своими жизнями на минных полях в годы второй мировой. Путинская версия эту оплошность исправила.
Разменяв «сотку», не шибко повоюешь. А приходится. Александр Иванович показывает квитанции об уплате за электричество, где указано, что у него долги по суду, о котором он и понятия не имеет. Уведомления приходили на адрес, по которому ветеран не проживает. О решении суда вообще никакой бумаги нет, зато в почтовом ящике несколько извещений с яркой надписью «Должника».
Александр Иванович Логвинов проработал учителем в романовской школе 21 год. Раньше ученики часто навещали его, а сейчас они и сами постарели. Один из учеников как-то обронил:
— Александр Иванович, раньше мы были чище.
Что он имел в виду, объяснять не надо. Цветы и почести к 9 Мая — это с дорогой душой. А коснись насущных житейских проблем своего же земляка, участника и инвалида Великой Отечественной войны (по общему заболеванию) — разбирайся дед сам.
И последнее. Уж не помню, как коснулись мы в разговоре вопросов веры, но я точно не ожидала услышать от него такое признание:
— В Бога верю, дед приучил. Отправляя меня на службу в армию, мой дедушка, глубоко верующий человек, вручил молитву, которую переписал своей рукой, и сказал: «спрячь и не смей снимать». Ослушаться его я не мог. Носил при себе бумажный конвертик, никому не показывал, читал. Вера придавала мне силы и смелости. А что вы хотите? Коммунистические принципы и евангельские заповеди — суть одна и та же! Кто не чтит своих родителей и предков, своей земли и своей Родины — для того точно ничего святого нет. И здесь не важно, в какой ты партии и какого вероисповедания.
