Неизведанное, прекрасное искусство: В Новой Третьяковке открылась выставка «Увидеть неизвестное…»
Только что открывшаяся в Новой Третьяковке выставка «Увидеть неизвестное. Живопись и скульптура XVII-XXI веков из фондов Третьяковской галереи» — продолжение проекта «Моя Третьяковка» пишет наш информационный партнёр «Российская газета».
Первый проект вырос из опыта резкого выхода в космос онлайна во время пандемии и предлагал выставку, где QR-коды «дополняли» показ работы подробной историей создания, рассказом о художнике или сюжете, изображенном на картине. Музей же кроме радостей цифровизации дерзко опробовал на выставке новую структуру показа, напоминающую серфинг по сайту. Если вы забиваете в поисковик «пейзаж», то получаете в ответ набор сюжетов, где малые голландцы будут рядом с видами Левитана, Клод Лоррен будет соседствовать с Кандинским, а Брейгель — с Петровым-Водкиным…
Совместить логику условного «Яндекса» с логикой музейной экспозиции — неслабая задачка. Но «Моя Третьяковка» нащупала подходы к ее решению. Условно говоря, кураторы должны выстраивать не лонгрид, а ожерелье новелл, которые объединяет только рассказчик — музей. Примерно так собирали новеллы в эпоху Боккаччо.
Второй сборник «новелл» предлагает нынешняя выставка «Увидеть неизвестное…» Она обнаруживает плюсы рандомного «поиска» онлайн для музейщиков. Прежде всего речь о возможности показать произведения из запасников. Правда, было бы сильным преувеличением сказать, что в экспозиции — сплошь неизвестные работы.
Но неизвестные, конечно, есть. Особняком — портрет «Мужчина с тростью» Сергея Иванова, выпускника Академии художеств, ученика Браза и Кардовского, написанный в 1922 году и приобретенный для Третьяковской галереи в 2023 году. Этот портрет человека, позирующего во фраке, белых лайковых перчатках, в лаковых туфлях, с черной шелковой шляпой-цилиндром в одной руке и тростью с набалдашником в другой, выглядит настолько неуместно «старорежимным» в 1922 году, что кажется, закралась ошибка в датировке. Но серая стена, прислоненные к стене картины на полу, валяющаяся тут же пустая пачка папирос, весь мизерабельный для такого персонажа интерьер превращают портрет «франта» в драматический вызов эпохе, в портрет тех, кого назовут скоро «бывшими» и «лишенцами». Эта театральность позы и наряд — словно отчаянная попытка удержать память о прошлом, о себе настоящем, до кровавой мясорубки, начавшейся с Первой мировой в далеком 1914 году.
Для меня неожиданностью стали рифмы с выставкой «Отличники». Прелестную женскую головку девушки из Нанта, которую Василий Поленов писал во время пенсионерской поездки во Францию, показывают на выставке в Музее русского импрессионизма. Этот этюд художник создавал для картины «Стрекоза», обыгрывающей сюжет басни Крылова. А саму «Стрекозу» (девушка с гитарой стоит печально у закрытых ворот усадьб), не самую известную работу Поленова, можно увидеть сейчас на выставке в Третьяковке.
Другая параллель с «Отличниками» — архитектурные пейзажи, в частности, с видами Колизея, которые заставляют вспомнить о путешествиях пенсионеров Академии художеств по Европе. Работы Федора Алексеева и Сильвестра Щедрина тут вступают в диалог с экспрессией итальянского заката в проемах Колизея на картине мэтра сурового стиля Таира Салахова. И — с фантазийной инсталляцией Валерия Кошлякова «Дворик Альгамбры».
Все экспонаты выставки, как новеллы Бокаччо, связаны в единое ожерелье
В отличие от пенсионеров Академии Валерий Кошляков, театральный сценограф в Ростове-на-Дону в конце 1980-х — начале 1990-х, писал виды Рима, Венеции, Пальмиры и Альгамбры только по иллюстрациям в книжках и журналах. Легендарный Миртовый дворик в испанском дворце XIV века, написанный на гофрокартоне, похож на гигантскую объемную иллюстрацию в детской книге. Когда читатель раскрывает книгу, с ее страниц буквально поднимается нарисованный фонтан, павлины, галереи дворца, величавые леопарды и обезьяны… Перед нами картина, которая превращается в сцену. Сцена населена вольными обитателями рая. Это пространство, где архитектура и природа встречаются — одинаково прекрасные и словно не подозревающие о человеке. И лишь картон и размашистый стиль письма напоминают, что монументальная «стенопись» Кошлякова вроде фантазий Пиранези, где романтические руины неотличимы от мечты о вольности.
«Дворик Альгамбры», где разгуливают птицы и животные невиданной красы, перекликается с фарфоровой скульптурой Алексея Сотникова, художника фарфорового завода в Дулеве, прекрасного анималиста, автора скульптуры сокола — знака Дулевского завода, и с минималистской моделью Парфенона — «Посвящение Владимиру Вейсбергу» от Владимира Немухина.
Так неожиданно музей, предложив «рандомный» выбор шедевров из своих запасников, выстроил историю о мечте о неизведанном мире и неизвестном, прекрасном искусстве. Монументальный «Дворик Альгамбры» Владимира Кошлякова, писанный на гофрокартоне, как и жемчужно-серый интерьер «Кухни» Михаила Рогинского тут оказались основой единой нити, что связывает все новеллы выставки в единое ожерелье.
Автор
Александр Тихонов
Размещено
03.04.2023
